Ветры – резкие, улочки – узкие,
тесно, братцы? Айда на простор!
Здесь во мне просыпается русское.
Сколько просишь, село, за постой?

Сколько скажешь да сверху полстолечко –
я щедра, а гулять – так гулять:
всё равно, что реветь о покойничках,
что шикарные свадьбы справлять.

Твой размах узнаю по застолиям;
их нехитрый мотив подхватив,
то ль посетую пьяно о доле я,
то ли выплачу горько: «прости».
..
Эх, прости городскую да гордую!
Всыпь, метель, не жалеючи, всыпь!
Мне в колени озябшими мордами
робко ткнутся соседские псы.

Знать, признали. Ласкаю да тискаю.
Пой, метель, нашу долгую, пой!
Погуляем с тобою по выселкам,
по сугробам побродим с тобой!
..
Стар сосед. Сед отец. Сад – серебряный.
Жаль, года не упрячешь в мешок.
Городская я, папа, да вредная;
у гроша нет души за душой –

за грошом не гоняюсь. Не спрашивай
отчего так давно не была:
мне судьбу, что шубейку, донашивать
вдалеке от родного села

то ль предсказано, то ль предначертано –
вру безбожно. Да ну тебя, па...
..
Птичьим шагом скамейка расчерчена.
Снего-ад. Снего-рай. Снегопад

заметает все птичьи послания
и касается нежно лица.
До чего ж ты, сторонушка, славная!
На столбах колпаки из песца

высоченные белые-белые!
На заборах собольи манто.
Лисы в лисьем, а белки – те в беличьем,
снегири в ярко-алом зато!
..
Не вздохнуть! А вздохнёшь – так не выдохнешь
колко-снежное счастье-комок;
все окошки – девчонки на выданье,
из трубы ускользает дымок,