.. По склону сельского пастбища спускаюсь к воде — к реке, спуск крутой и довольно отвесный, потому пастухи с бурёнками здесь не бродят ни ранним утром — при сборе, ни, тем более, вечером, когда стадо — пёстрым чёрно-рыже-белым, растянувшимся на полкилометра потоком — утомлённое зноем, не сдерживаемое ничем и никем, собрав последние свои силы, торопится-льётся в село — к заветным воротам, к вёдрам с водой, к кормушкам с корнеплодами.
Участок дикий. Невысокие камыши, пышные зыбкие кочки и густая булькающая ряска, скопившаяся у берега, — отпугивают купальщиков, а здешняя мелкая рыба привлекает иногда, разве что, неопытных рыбаков-мальчуганов, да и тех я сегодня не встретила; но стоит преодолеть и спуск, и кочки, и неприятные мелкие колючки-вилочки, впивающиеся в подол платья, царапающие колени, скопища мошек, разозлённых духотой, чтобы оказаться на мостках.
На первые мои шаги они отзываются хлюпаньем, недовольным ворчливым чавканьем — доски старые, размокшие от постоянного соприкосновения с сыростью, трухлявые кое-где; позади ряска и дрейфующие травяные островки, по которым прыгают береговые трясогузки, покачивая хвостиками и хватая зазевавшееся мошкарьё, — ещё пара шагов и — мостки зависают над водой среди камыша, ивовой поросли, которая достаёт мне только до пояса; и вот он, наконец, — вход в речное заветное, ивы сжимают мостки с обеих сторон — точно арка — проскальзываю в неё и оказываюсь отгороженной от села, от склона, от берега. Позади меня — плотная стена из ив. Вокруг — они же. Впереди — синева. Небесная, разбавленная редкими облаками. Речная, перебирающая ясные блики.
Мостки гибкие, чуткие, поскрипывающие. Без перил. Остаток — длиной в девять больших шагов — ничем не стеснён и не огорожен, а перед ним — река во всём своём индигово-золотистом великолепии.
Далеко-далеко — за ней — размытые пятна перелесков и острые уголки сосен, которые делают линию горизонта неровной.
Оборачиваюсь к ивам. Шепчущие, их шелест — доверителен и мягок, их светло-светло зелёный оттенок — приятен взгляду. Ветер выворачивает листья наизнанку и они светлеют ещё больше. Среди зелёных — несколько красных узколистных, полощущих листья-ленты в воде, Плавно, мерно — туда-сюда — с какой-то русской ленцой, и — такие же ленивые — волны рождаются-расплываются, качают жуков-плавунов, сбивают с ритма скользящих водомерок и затихают где-то у камышей.
Опускаюсь на мостки, на спину. Смотрю в небо, слышу реку — её негромкий доверительный говорок, птичек, тщательно выпевающих своё ласковое чив-чив, редкие всплески — как будто ивы не пропускают сюда никаких других звуков.
Ивы. Река. Июль 
