.. Дождалась дождей;
если вчера ночью был ливень, то сегодня, сейчас — это нечто, творящееся во дворе, я даже не знаю, как назвать;
представьте, на вас без перерыва опрокидываются вёдра (чаны!) с водой — очень тёплой, пахнущей рекой, сладковатой на вкус.
Стоишь и — ничего вокруг не видно. Стена, стена, стена.., а вверху — что-то отомкнутое, разверзшееся, неуёмное, щедрое. И нет конца и края этой воде...
Затихает до капель, впрочем, нет: капли — не капли, а пока ещё — струи. Они с силой ударяются о подставленные ладони — разбиваются, разлетаются далеко в стороны, высоко; отталкиваются от предплечий, от плечей, вплетаются в распущенные волосы, текут, текут, текут.
Примятая трава, взбитая земля, которая уже не справляется и захлёбывается, сломанные стебли тигровых лилий, растрёпанные флоксы, прополосканные вишни, яблони, размытые стёкла окон, сверкающие бока парника и теплицы; мутные лужи крупно пузырятся — точно вскипают на глазах.
Всё сизо-синее вокруг. Всё покорено. Подчинено дождю. Я и сама принадлежу этой сумасшедшей стихии всем своим существом. .. Иногда случается абсолютно нежный дождь, его не видно и не слышно, только, когда подставишь лицо и руки, тогда ощущаешь, что он — есть (какая нежность в прикосновениях, пожалуй, нежнее самых шёлковых лепестков самых нежных цветов), или когда эти микрокапельки, всё же, — из малого и незаметного — скапливаются в одну большую и тяжёлую, а она срывается с волнистого шиферного края крыши и гулко разбивается об асфальт.
Капли способны сделать в дворовом асфальте аккуратные лунки, вот они, как раз, симметричны ложбинам в шиферном полотне наверху — это удивительная картина — одинаковые озёрца на одинаковом расстоянии друг от друга, а вокруг — ни травинки, ни ручья.
.. А ливень — разве может что-то сравниться с ним? С его стихийной необратимостью, настойчивостью, спешностью — через стволы, ветви, листья, стебли — в землю. Быть застигнутой дождём — то ещё приключение, первые капли — жутко колкие, холодные, причиняющие болезненные ощущения и момент промокания — неприятен (как облиться нечаянно) но это проходит и, вот, в жёсткости и боли удара, в их постоянстве находишь ритм, ловишь, подхватываешь, привыкаешь к температуре, более того, кажется, что вода стремительно потеплела (даже если она осталась ледяной) и какая теперь разница — сколько капель стекло тебе за шиворот между лопатками, если платье мокрое насквозь, а его материал, к тому же, набирает и держит воду в себе, а она — согласно закону — стекает, стекает, стекает, вот уже подол — невозможно тяжёлый и, когда идёшь, ощущаешь такие его необычные прикосновения к коленям, они подобны тем, какие оставляет кринолин (не новый невесомый, а тяжёлый из театральных костюмов). В общем, это настолько чувственно, что — почти эротично. А потом ещё и удивляешься вопросу:
— Разве тебе не холодно? — Нет — горячо! |